З.Кондратьев “Дороги войны” (отрывки из книги, издательство “Воениздат”, 1968)

З.Кондратьев “Дороги войны” (отрывки из книги, издательство “Воениздат”, 1968)

(Генерал-лейтенант Захар Иванович Кондратьев в годы войны возглавлял Главное управление автотранспортной и дорожной службы)

…Москва обеспечивала всем необходимым не только Западный фронт. С ее заводов и фабрик военная продукция отправлялась на юг и север. Войска, вооружение, боеприпасы, [59] снаряжение, продовольствие поступали также с Урала, из Поволжья, Сибири, Средней Азии. Железные дороги работали с перегрузкой. На подступах к Москве многие грузы переваливались на автомашины и на них переправлялись дальше.
Тылы Западного фронта втянулись в город и даже пересекли его северо-восточную окраину. Внутренние магистрали Москвы стали фронтовыми.
Шоссейные дороги, если посмотреть на запад и северо-запад от Москвы, представляли собой тридцати-сорока — и самое большее шестидесятикилометровые обрубки. На них теснились армии и фронты со своими базами, госпиталями, ремонтными мастерскими, складами.
Железнодорожные станции Александров, Орехово-Зуево, Егорьевск, Коломна, Крекшино стали армейскими станциями снабжения, а Иваново, Владимир, Окатово, Рязань — фронтовыми.
Надежных автомобильных подъездов и дорог, связывавших эти станции между собой, а также с Западным фронтом и его армиями, не было. Начальник тыла Западного фронта генерал В. Н. Курдюмов обратился тогда к начальнику тыла Красной Армии А. В. Хрулеву с письмом, в котором были такие строки: «Из всей сети благоустроенных дорог, находящихся в границах фронта, подавляющее большинство расположено в непосредственной близости от Москвы. В связи с установлением границ Московской зоны обороны все они отошли в распоряжение ее командования. Оставшиеся для обслуживания Западного фронта дороги являются преимущественно грунтовыми, которые в распутицу станут окончательно непроезжими. Имеющиеся дороги с твердым покрытием — разрозненные, небольшие участки. Фронтальных и рокадных трасс с твердым покрытием в границах нашего тыла не оказалось, если не считать шоссе Москва — Егорьевск и Москва — Горький, пользоваться которыми нам запрещено. Силами дорожных частей фронта мы приступили к строительству переправ через канал Москва — Волга и реку Москва. На большее строительство мы сейчас не имеем возможности выделить воинские части…»
В заключение генерал В. Н. Курдюмов просил А. В. Хрулева помочь фронту в строительстве грунтовых дорог: «…по одной для каждой армии и соединить между собой рокадными трассами фронтовые и армейские распорядительные [60] железнодорожные станции». Просьба, нужно сказать, была очень скромная.
Какими силами дорожных войск обладал в это время Западный фронт? В его составе имелось всего лишь тринадцать плохо укомплектованных людьми и техникой дорожных батальонов. Ясно, что с таким объемом работ эти силы быстро не справятся. Фронту требовалась наша срочная помощь. Но у нас тоже ничего не было. Советуемся с А. В. Хрулевым, как быть.
— Бьет нас война, учит уму-разуму, — вздыхает Андрей Васильевич, рассматривая карту Подмосковья. — Латали до поры до времени приграничные коммуникации, а в глубь страны не заглядывали. Теперь вот все требуют: «Давай дороги!»
Выход один — пойти на поклон к местному населению. Мы срочно составили обращение. 23 октября документ за подписью А. В. Хрулева пошел в Московский облисполком. В нем говорилось: «Существующая сеть дорог области не обеспечивает потребность Западного фронта, а имеющиеся грунтовые дороги в большинстве своем непроезжие. Прошу в срочном порядке возложить на население области работы по постройке и приведению в проезжее состояние семи маршрутов в обход Москвы с севера и юга с выходом к железнодорожным станциям снабжения: Александров, Орехово-Зуево, Куровское, Егорьевск, Коломна и Рязань. Срок готовности дорог — к 1 ноября 1941 года».
Десятки тысяч жителей Московской области вышли на трассы. Они рыли кюветы, укладывали настил, помогали бойцам-плотникам строить мосты и переправы. В намеченный срок по всем этим грунтовым трассам побежали машины.
Примерно с середины октября резко изменились условия пользования дорогами. Вражеская авиация держала под огнем каждую появившуюся-на шоссе точку. Проехать днем в сторону фронта можно было только с большим риском. Поэтому движение начиналось лишь с наступлением темноты.
С перемещением железнодорожных станций снабжения войск Западного фронта за Москву до небывалых размеров увеличилась нагрузка на главные артерии города и северо-восточные магистрали. Закупорились въезды в город и выезды. Отсутствовали путепроводные развязки. На Варшавском шоссе в сторону Подольска по путепроводу семиметровой ширины в двух направлениях шли автомобили, трамваи, войсковые части и население. Все, что попадало сюда, застревало, как в ловушке. Не лучше было и на выходах из города в сторону Калинина и Волоколамска. В довершение всего мы обнаружили ряд слабых, прогнивших деревянных мостов, не способных выдержать танковую нагрузку.
Ждать беды нельзя. Нужны экстренные меры. Дорожное и мостовое хозяйство Москвы я знал плохо. Отправился к заместителю председателя Моссовета Михаилу Алексеевичу Яснову.
— Выручайте! Московские улицы стали фронтовыми дорогами. Не подготовлены они для такого движения. Многие мосты, путепроводы узкие, пропускают автотранспорт в один ряд…
Михаил Алексеевич посмотрел на меня сочувственно.
— Нужна специальная пятилетка, чтобы выполнить все ваши требования. Такого времени, увы, нам не дано. Обходитесь тем, что есть. Латайте, укрепляйте, расширяйте, что угодно делайте. Мы все отдали фронту, ничего для себя в запас не оставили. Люди, техника, транспорт — все на обороне города. Добрым советом помочь — пожалуйста, в любое время.
Моссовет никогда нам ни в чем не отказывал. На этот раз действительно ему нечем было помочь.
Мне ничего не оставалось, как тут же обратиться к Михаилу Алексеевичу за консультацией.
— Нужных вам путепроводов и мостов вы сейчас не построите, — подошел он к плану города. — Нет ни времени, ни сил. Воспользуйтесь своим опытом. Сумели сделать полукольцо, справитесь и с этим делом. Тут легче. Через окружную железную дорогу проложите на одном уровне переезды. Кстати, движение поездов там сейчас сравнительно небольшое. Такие же переезды уложите на выходах из города на Варшавском, Ленинградском и Волоколамском шоссе. Поворачивайте автотранспорт на боковые улицы, ставьте регулировщиков.
— Не обижайтесь, если мы в спешке кое-где своими [62] сооружениями нарушим архитектурный ансамбль столицы, — пошутил я, пожимая руку Яснову.
Советы М. А. Яснова пригодились. В короткий срок мы устранили ловушки почти на всех шоссе. Заменили многие старые путепроводы и мосты, построили объезды.
Почти двое суток я занимался переброской маршевых рот из северо-западных пригородов Москвы к линии фронта. Ночь на 16 октября провел в пути. Побывал под Кубинкой и вместе с одним из батальонов 14-й автобригады возвратился в Москву. По городу бродил морозный, осенний рассвет. Глаза от усталости слипались. В полудремоте промчался по улицам, не заметив на них ничего особенного. До крайности усталый, изнемогший, повалился на диван. Только уснул — над ухом резкий телефонный звонок. В трубке сердитый голос А. В. Хрулева:
— Вы что, голубчик, хотите совершенно закупорить Москву? Вам известно, что парализовано движение на Горьковском шоссе? Не знаете, спите! По вашей милости сегодня войска Западного фронта не получат ни единого снаряда. Экстренно где угодно снимайте дорожно-эксцлуатационный полк и перебросьте его на эту магистраль. К двадцати часам доложите, что там наведен порядок!
Еще никогда за все время войны я не слышал такого до крайности гневного и встревоженного голоса А. В. Хрулева. Мне казалось, что у него железные нервы и, чтобы вывести Андрея Васильевича из себя, должно случиться что-то невероятное. С минуту я стоял оглушенный с трубкой в руках. Что произошло? Вызываю из диспетчерской военного инженера 1 ранга Сергея Михайловича Сергеева. Он ведал автомобильными перевозками в районе Москвы и всегда знал, что делается на дорогах.
— Немцы в районе Клина прорвали нашу оборону.
Рассуждать было некогда. В районе Подольска находился в резерве отдельный дорожно-эксплуатационный полк. Ему еще не успели присвоить номер. Полк укомплектовывался людьми, выходившими из окружения и отставшими от своих частей. Порулил Сергееву немедленно выехать на место, вместе с командиром поднять полк по боевой тревоге и перебросить его на Горьковское шоссе. [63]
Двумя батальонами блокировать подходы к трассе, улицы и переулки со стороны города. Не пускать на магистраль ни одной машины или подводы, пока не наведем порядок. Остальные два батальона передать на усиление военно-автомобильной дороги № 9 (ВАД-9), которая отвечала за Горьковское шоссе. Диспетчерам приказал сообщить по телефону в Балашиху, где помещался штаб ВАД-9, о выделенных ему силах.
Со стороны Таганской площади, Курского вокзала, Крестьянской заставы шли автомобили, подводы к бывшей Владимировке, ныне шоссе Энтузиастов. Дорога была забита от кювета до кювета. Гурты скота, подводы сковывали движение автобусов, легковых и грузовых машин. Регулировщиков оттеснили в сторону, и никто не подчинялся их сигналам. Передвижные вооруженные комендантские отряды организовать не успели.
Но вот на шоссе вышли группы рабочих — кончилась ночная смена — и начали наводить порядок.
К 10–11 часам дня из Подольска начали прибывать подразделения дорожно-эксплуатационного полка. К этому времени я уже установил наиболее уязвимые участки. Несколькими взводами заблокировали шоссе, сдерживая неорганизованные потоки. Конные подводы и гурты скота направили на боковые проселочные дороги. Через каждые 10–12 километров устроили площадки, на которые ставили мешавшие движению машины. Усилили контрольно-пропускные пункты, ввели строгую проверку путевых листов и документов.
Во второй половине дня обстановка разрядилась, движение более или менее нормализовалось. В первую очередь пропускали машины, идущие с грузами в сторону фронта. Часов в восемь вечера из Балашихи мне удалось соединиться по телефону с А. В. Хрулевым и доложить ему о выполнении задания.
В течение дня 16 октября над шоссе ни разу не показывалась вражеская авиация. Поэтому все обошлось без жертв, хотя погода стояла хорошая. Правда, одиночные самолеты прорывались, но они беспорядочно обстреливали из пулеметов улицы города и разбрасывали листовки.
За счет отобранных автомобилей мы изрядно увеличили свой парк.
За осень автомобильные и дорожные части окрепли, пополнились людьми и техникой. Но по-прежнему перевозочных [64] средств не хватало. Пошли дожди со снегом. Нужно было войска одевать в теплую одежду. Заготавливать и подвозить топливо.
Как-то ко мне зашел главный интендант Красной Армии генерал Петр Данилович Давыдов. Он отвечал за снабжение зимним обмундированием и топливом.
— Только что от Хрулева, — заговорил Петр Данилович усталым голосом. — Андрей Васильевич был в ЦК партии. Там обсуждался вопрос о снабжении войск теплой одеждой. Принято решение: текстильная и пошивочная промышленность Москвы и Подмосковья, Тамбовской, Ульяновской, Пензенской, Ивановской и Рязанской областей должна обеспечить Красную Армию всем необходимым до наступления зимы.
— Чем обязаны помочь автодорожники?
— Транспортом и дорогами. Андрей Васильевич приказал мне вместе с вами сегодня к вечеру составить проект плана. Мероприятия должны быть разработаны с таким расчетом, чтобы полностью обеспечить все нужды фронта и текстильщиков в перевозках. Сюда включается доставка топлива и сырья на фабрики, доставка готовой продукции на фронт.
— Почему такая спешка?
— Вечером у Хрулева широкое совещание. Приглашены нарком текстильной промышленности СССР Акимов, нарком текстильной промышленности РСФСР Рыжов со своим заместителем Нечетным, все директора фабрик и комбинатов. Наш проект плана будет основой для обсуждения.
Приглашаю к себе старшего диспетчера С. М. Сергеева. Втроем подсчитываем объемы доставки топлива, сырья, готовой продукции. Получились внушительные цифры. Нам нужно выделить на обслуживание текстильщиков не менее двух тысяч машин и два-три гужевых батальона по 550 парных подвод. Никак не обойтись также без строительства и ремонта дорог, подъездных путей к лесосекам и торфяным разработкам. На это дело — еще самое малое пять дорожно-строительных батальонов.
Вечером в назначенное время иду к А. В. Хрулеву на совещание. Наш проект плана ему ранее передал П. Д. Давыдов. Во вступительной речи Андрей Васильевич сказал, что это совещание проводится по указанию заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров [65] Алексея Николаевича Косыгина. Он придает огромное значение своевременному обеспечению бойцов и командиров теплой одеждой.
Гитлеровцы, надеясь на «молниеносную» войну, оказались накануне холодов в летнем обмундировании. Наши солдаты и командиры не должны испытывать холода. Советский народ оденет своих воинов в добротные шинели, полушубки, шапки, варежки, шаровары и телогрейки. Все будут обеспечены валенками.
На этом совещании я познакомился с наркомом текстильной промышленности СССР Ильей Николаевичем Акимовым. Родился он в поселке Купавна, Московской области. Свою трудовую жизнь начал с чернорабочего на Купавинской тонкосуконной фабрике. Работал там ткачом, затем после окончания института — инженером, главным инженером. В 1937 году был выдвинут главным инженером Главного управления шерстяной промышленности РСФСР. С 1940 года он стал наркомом. Говорил Илья Николаевич спокойно, обдуманно, смело и решительно. Мне запомнился смысл его выступления.
— Порознь мы ничего не сделаем, — говорил он, — а вместе задачу решим в срок. Из наших остатков гражданских машин мы создадим специальные автоколонны. В помощь этим колоннам вы, — обратился Илья Николаевич к Хрулеву, — выделите свои автобаты, которые закрепим за определенными фабриками. Каждое подразделение будет обслуживать какое-то одно направление. На такую насыщенную фабриками трассу, как Москва — Горький, есть резон поставить два автобата, причем оба газогенераторных. Бензина у фабрик нет, а местным топливом — березовыми чурками — машины обеспечим.
Директор павло-посадской фабрики Виктор Дмитриевич Ерофеев, ныне Герой Социалистического Труда, от имени всех руководителей предприятий сказал, что текстильщики сделают все возможное, чтобы выполнить заказ фронта.
Совещание приняло конкретное решение.
Наше управление выделило все, что от него требовалось. Гражданские машины мы влили в состав автобатов. В таком смешанном виде эти подразделения действовали до конца войны.
Но перевозки, обеспечивавшие нужды текстильщиков, являлись каплей в море по сравнению с общим объемом [66] выполнявшихся нами работ. Главной нашей задачей всегда было обеспечение боевых действий. Машин по-прежнему не хватало. Устанавливать очередность подвоза взял на себя исполнявший в то время обязанности начальника Генерального штаба генерал Александр Михайлович Василевский. Меня он сразу предупредил:
— Держать неприкосновенный запас машин в северовосточных районах Подмосковья. Два автополка разместить на территории города: один — в парке Сокольники, другой — в зеленой зоне Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.
Большую часть времени в эти дни я проводил не в управлении, а в автобатах. Машины часто перебрасывались с одного пункта в другой: из-под Калинина к Наро-Фоминску, из Наро-Фоминска в Горький, из Горького в район Тулы. Дождь, снег, гололедица, бомбежки, а нередко и артиллерийский обстрел, и непогода, и бездорожье — все это усложняло работу водителей, изматывало их. Участились аварии. Изношенные машины выходили из строя. Шоферы заболевали. В таких условиях недолго было остаться без людей и техники.
Разрабатываем график ремонта машин, организуем профилактический осмотр их, развертываем соревнование за отличное содержание техники, экономию резины и горючего. Пока машина проходит проверку, ремонтируется, водители отдыхают, набираются сил. В духе строгой дисциплины воспитываются водители, механики, слесари и командиры подразделений. Эксплуатационная готовность парка поднимается до 95 процентов и не падает до весны 1942 года.
____________________________________________
В конце октября — начале ноября на фронте наступило относительное затишье. Фашистские армии выдохлись и ждали подкреплений.
Москва готовилась к решительной схватке. За эти дни город посуровел. По всем главным улицам маршировали усиленные наряды патрулей. С площадей и бульваров в небо настороженно смотрели стволы зенитных пушек. Над городом на стальных тросах, словно на якорях, стояли аэростаты воздушного заграждения. Всюду — призывы партии и правительства, напоминавшие каждому москвичу о его священном долге перед Родиной. Столица зорко следила за каждым движением врага и незамедлительно реагировала на все его действия ответными мерами.
Судьба Москвы во многом зависела от исхода боев на [77] окружавших ее «бастионах». Одним из таких «бастионов» являлась Тула. Город русских оружейников стоял насмерть. Не взяв его в лоб, гитлеровцы пытались обойти с юго-востока и востока. Секретарь Тульского обкома партии В. Г. Жаворонков сообщил А. В. Хрулеву, что в госпиталях перебои с продовольствием.
Хрулев поручил мне снарядить туда автоколонну, командира ее выслать к нему для дополнительных указаний. Вызвал по телефону штаб 14-й автобригады, размещавшейся на территории Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. К телефону подошел командир соединения подполковник Антон Назарович Токарев. Приказываю ему:
— Подготовить тридцать опытных водителей с машинами.
— В бригаде, — отвечает Токарев, — для особо важных и оперативных заданий имеется специальный батальон. Командует им майор Миронов. Вы его знаете.
Мне сразу вспомнился среднего роста, плотно сбитый и физически сильный командир. Человек он обстрелянный, смекалистый.
— Хорошо, Миронова немедленно ко мне!
О кандидатуре командира колонны докладываю Хрулеву. Через час мы с Мироновым у него в кабинете.
— Родной, — чуть не обнимая Миронова, заговорил Андрей Васильевич, — мне известно, что вы со своим батальоном выполнили уже много важных заданий Ставки и Генштаба. Честь и хвала вам и вашим подчиненным! Скоро введем значок «Отличный шофер». Первым эти значки вручим водителям и офицерам вашего батальона. Так всем и передайте! А теперь… Раненые защитники Тулы нуждаются в питании. Вы понимаете, что это значит? Сегодня ночью вам нужно доставить туда продовольствие. Враг принимает самые активные меры, чтобы перехватить автомагистраль Москва — Серпухов — Тула. Если вы отправитесь из Москвы через два-три часа, то к ночи успеете подойти к Серпухову. Как только минуете мост через Оку — дальше двигайтесь осторожно, с разведкой впереди. Если враг к этому времени перережет шоссе, идите в обход по грунтовым дорогам. Смотрите карту: тут хотя и плохие дороги, но есть.
— Разрешите, товарищ генерал, — Миронов открыл свою планшетку, — сверить с моей. [78]
На стол легла схема сети подмосковных грунтовых дорог. На многие участки имелись составленные Мироновым характеристики. Пояснения майор давал не торопясь, вдумчиво, обстоятельно. Все вопросы удалось быстро согласовать, наметили объезды, предусмотрели меры предосторожности.
А. В. Хрулев дал майору последние указания:
— В Туле подъедете прямо к обкому партии. Там вас будут ждать. Доложите секретарю обкома товарищу Жаворонкову. Как сдадите продовольствие, сразу же возвращайтесь в Москву. Ну… желаю вам счастливого пути!
По моему распоряжению диспетчерская нашего управления установила за колонной Миронова наблюдение. До Серпухова связь действовала нормально. Потом потерялась.
На рассвете тишину кабинета нарушил телефонный звонок. Говорил А. В. Хрулев:
— Сейчас позвонил мне из Тулы Жаворонков. Продовольствие он получил. Благодарит майора Миронова и водителей. Дорога не скатертью лежала. Не доезжая восемнадцати — двадцати километров до Тулы, колонна попала под артиллерийский огонь. Пробилась объездами. В дождь, грязь… Молодцы, быстро управились!
С плеч будто гора свалилась. На сердце стало легко и радостно…
Москва — центр, где начинаются и скрещиваются многие пассажирские и грузовые потоки. Враг, двигаясь к столице, перерезал крупные магистрали, подходившие к городу с юга и запада. В ноябре Москва как крупный транзитный железнодорожный узел утратила свое значение. Погрузкой, выгрузкой, формированием и обработкой поездов занимались главным образом станции, расположенные восточнее.
Огромная доля перевозок легла на шоссейные дороги. По сравнению с октябрем нагрузка на них значительно возросла. Парк же грузовых машин оставался на прежнем уровне, и ожидать пополнения его было неоткуда. Наоборот, за последние дни Генштаб начал все чаще адресовать в наше управление наряды на укомплектование автомашинами новых формируемых войсковых частей.
В середине ноября генерал А. В. Хрулев, вернувшись [79] поздно ночью из Ставки, вызвал меня. Когда я вошел к нему в кабинет, Андрей Васильевич спросил:
— Текстильщикам помогли?
— Так точно. Две тысячи грузовых автомашин, тысяча семьсот парных подвод с упряжками в санях и пять дорожно-строительных батальонов прибыли в районы фабрик и приступили к выполнению заданий.
— Хорошо. Войска фронтов будут одеты в теплую одежду. Но снова посягательство на автотранспорт вашего управления. В районе Москвы заканчивается формирование трех ударных армий. Им нужны машины. Верховный Главнокомандующий приказал в недельный срок выделить в распоряжение каждой армии по два автотранспортных и гужевых батальона. Василевский просил нас два автомобильных полка не трогать, держать их в его распоряжении. Какие у вас есть возможности, чтобы выполнить приказ?
— Машин в резерве нет, кроме хозяйственных и летучек. Да и таких наберем не более полусотни. Одна надежда — собрать на подмосковных автомобильных дорогах бесхозные. Есть и другая возможность. Командиры наших автомобильных частей говорят, что в городе после эвакуации некоторых учреждений остались гаражи, мастерские, из которых можно изъять порядочно грузовых машин, требующих капитального ремонта. А главное, запасные части и резину. Но на это требуется разрешение Совнаркома.
Хрулев тут же позвонил заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР А. Н. Косыгину и подробно изложил нашу просьбу. А. Н. Косыгин не имел ничего против. Хрулев предупредил меня:
— Все сделайте строго по закону. На изъятое имущество составьте акты. Их должны засвидетельствовать представители районных Советов депутатов трудящихся и самих ведомств.
В бездействующих гаражах запасных частей нашлось более чем достаточно. Обнаружились свободные механики и слесари. Многие из них работали сторожами и кладовщиками. Все эти люди с превеликой радостью взялись за любимое дело.
За каких-нибудь двое суток на Шлюзовой набережной в пустующих мастерских и гараже Наркомата угольной [80] промышленности мы оборудовали целый авторемонтный завод и присвоили ему номер 39.
Завод — это хорошо, но за оставшиеся пять дней он не отремонтирует нам столько машин. Ведь нужно шесть автобатов. Значит, главная надежда — наши контрольно-проверочные пункты.
Собираем машины где можно. Работу контрольных пунктов оцениваем по количеству задержанных без документов или неправильно оформленных машин. Многие офицеры управления сами дежурят у шлагбаумов. Машины пошли к нам потоком. Размещаем их возле стадиона «Динамо» на Ленинградском шоссе. К концу пятых суток сформировали шесть автобатов. Ровно столько, сколько приказано Ставкой. Докладываю о выполнении задания А. В. Хрулеву.
— Голубчик, не разыгрывай меня, — рассердился Хрулев. — Доложу в ГОКО, а потом что: на своем горбу повезу три армии?
Прошу Андрея Васильевича убедиться в том, что говорю правду. Мчимся с ним по Ленинградскому шоссе. Ночь, снег, не видно ни зги. Натыкаемся на растянутые вдоль магистрали и прилегающих к стадиону улиц колонны машин. Все они выкрашены в белый цвет. Хрулев настолько обрадован, что не верит своим глазам, осматривает чуть ли не каждый грузовик, беседует с водителями. Вот уже осталось принять рапорт от последнего, шестого командира батальона. Я забегаю в один переулок, другой, третий… Батальон исчез. Что за наваждение?
— Ошибся счетом, голубчик? — язвит следующий за мной Хрулев. — Выходит, не шесть, а пять.
— Нет, шесть! — упорствую я. — Шестой должен быть где-то здесь!
— Затерялся, несчастный! — повернул обратно Андрей Васильевич. — Завтра уточните на свежую голову!
Позор! Не нашел батальона. Теперь Хрулев убежден, что я ему пытался втереть очки. Такого допустить нельзя. Утром чуть свет звоню ему, прошу «прогуляться» еще раз до Ленинградского шоссе. На вторичную проверку Андрей Васильевич высылает своего заместителя генерал-майора Павла Алексеевича Ермолина.
Оказывается, машины стояли за углом одной из улиц.

ВРАГ ОТБРОШЕН
1

Утро 5 декабря застало меня на пенкинском мосту. Каким оно тогда выдалось — мягким, туманным или морозным, вьюжным, — не помню. Одно могу сказать определенно: строителям было жарко. Они работали с подъемом, самоотверженно. Я с радостью наблюдал, как быстро росло сооружение.
Неожиданно в островерхой брезентовой палатке, притаившейся среди развала щепы и тесаных бревен, заверещал полевой телефон. Звонил Андрей Васильевич Хрулев. Я подошел к аппарату.
— ВАДы готовы? — спросил он. — Меня интересует калининское направление. Так!.. А почему вы сегодня не в управлении? Э-э, голубчик, немедленно возвращайтесь и командуйте вверенными вам войсками. Началось дело исторической важности.
Да, развернулось контрнаступление под Москвой. Войска Калининского фронта 15 декабря очистили от фашистов Клин, 16 декабря — Калинин.
Мощные удары по врагу были нанесены также под Ростовом, Тихвином, Ельцом. Немецко-фашистские войска побежали, разрушая за собой мосты, минируя переправы, подходы к ним, портя дороги, устраивая на них завалы. Нашим бойцам приходилось идти целиной, чуть ли не по пояс в снегу. Саперы еле управлялись расчищать [89]дивизионные пути подвоза, которые тут же заносились снегом. Защитных заграждений не ставили — не хватало ни сил, ни времени. Обрубленные фашистами дороги, подобно черенкам виноградных лоз, начали давать бурные побеги. Образовались тысячи километров новых путей. К концу декабря по всем наступавшим фронтам их насчитывалось уже 29 тысяч километров.
Многие военно-автомобильные дороги наше управление перевело из восточных районов Подмосковья в западные и северо-западные. ВАД-1 обслуживала дорогу Москва — Можайск — Гжатск, ВАД-2 располагалась на трассе, идущей от Москвы на Юхнов, ВАД-9 — на отрезке Калинин, Торжок. Повсюду проезд должен был обеспечиваться незамедлительно. Мостовики настилали по льду бревна, устраивали временные объезды. На трассы с лопатами и топорами вышли десятки тысяч жителей только что освобожденных сел, деревень и городов. Но и эта помощь не спасала. Наступление развивалось стремительно. Протяженность дорог росла по часам. Наши батальоны задыхались, не успевали расчищать и оборудовать новые трассы.
23 декабря Военный совет Западного фронта обратился в Генеральный штаб с просьбой ускорить формирование и передачу фронту десяти отдельных дорожно-эксплуатационных батальонов (ОДЭБ), двенадцати отдельных дорожно-строительных батальонов (ОДСБ) и шести отдельных мостостроительных батальонов (ОМСБ); разрешить сформировать из остатков строительных батальонов, находившихся ранее в подчинении управления полевого строительства, четырнадцать штатных батальонов для работ на дорогах и мостах.
Эта просьба была удовлетворена. Она помогла нам острее поставить вопрос об укреплении дорожных войск в масштабе всей Красной Армии. На всех фронтах начали формироваться новые специальные подразделения. Только на Западном фронте с 1 ноября 1941 года по март 1942 года число их увеличилось в четыре с половиной раза. По своему удельному весу автодорожные войска занимали здесь восемь процентов всего боевого состава армий и дивизий. На каждые сто солдат и офицеров приходилось восемь автодорожников. Много это или мало? И много и мало. Много по количеству. Но из-за слабой [90] оснащенности техникой автодорожникам не всегда были под силу задачи, которые перед ними ставились.
Наиболее интенсивно новые батальоны формировались в январе, по существу, на последнем этапе московского сражения.
Они комплектовались преимущественно пожилыми, ограниченно годными к строевой службе людьми, в большинстве своем владеющими какими-то ремеслами. Кадры надежные, постоянные. Их нужно было обеспечить механизмами, инструментом, материалами. А где все это взять?
А. В. Хрулев в связи с этим провел совещание. Он напомнил, что многие крупные промышленные центры европейской части Советского Союза находятся под оккупацией. А предприятия, эвакуированные на восток, еще не вступили в строй. Хрулев призвал собравшихся проявить больше инициативы и находчивости, максимально использовать трофеи и разбитую технику.
Пришлось изворачиваться.
Местные советские организации отдали нам небольшой деревообделочный завод в Гусь-Хрустальном. Там мы наладили производство и ремонт инструмента, поковок, заготовку мостовых конструкций. А вскоре походными механическими мастерскими обзавелись и батальоны. Оборудование и инструмент подбирали на полях сражений, в освобожденных населенных пунктах. В батальонных мастерских нередко восстанавливали даже тракторы, автомашины, шпалорезки. Причем делалось все это на ходу, во время продвижения армий на запад.
Наступательные бои неожиданно обнажили структурное несовершенство автодорожных соединений и частей. Они оказались громоздкими и трудноуправляемыми. Мы переформировали их. В автобатах вместо трехсот бортовых машин оставили по сто двадцать. Это помогло нам сделать их более мобильными.
Страшное зрелище представляло собой каждое взорванное сооружение. Пролеты исковерканы, быки и опоры разрушены. Все металлические конструкции перекручены. Сердце щемило, когда приходилось смотреть на подобную картину.
Только на Западном фронте немцы уничтожили более 250 мостовых сооружений.
В первой половине января 1942 года мосты через реку Клязьму возле селений Пенкино и Мячиково были закончены. Мы опробовали их под нагрузкой по всем правилам строительного искусства. Возможно, теперь это покажется наивным, но мы, чтобы показать свою уверенность в надежности наших детищ, совершали некоторые ритуалы в духе старых традиций строителей. Так, мне, как руководителю, налили стакан водки и вручили зеленый флажок. С этими атрибутами я стал под пенкинский мост. Левой рукой поднял над головой стакан, правой выбросил флажок в направлении движения. По этому сигналу на мост двинулась колонна танков. Над головой загремели гусеницы. На меня смотрели сотни глаз. Я старался улыбаться и больше для того, чтобы подбодрить себя, чем танкистов, кричал:
— Смелее, смелее!
Мост, словно отлитый из стали, даже не скрипнул, выдержав предельную нагрузку. Не на машине, а, кажется, на крыльях полетел я в Москву докладывать о выполнении задания.
Андрей Васильевич Хрулев взглянул на меня недоверчивым взглядом. Не верить мне у него не было оснований — не подводил. И поверить трудно. Он знал, что это за сооружения. Длина каждого моста по 350 погонных метров. Фермы деревянные, сложные. Одиннадцать пролетов длиной по 21,5 метра с ездой поверху. Кроме того, два судоходных пролета по 31,5 метра с ездой понизу. И все это сделано за полтора месяца. Андрей Васильевич вызвал своего заместителя генерал-майора В. Е. Белокоскова.
— Не желаете ли, Василий Евлампиевич, прокатиться по Горьковскому шоссе и полюбоваться новыми мостами?
— Когда?
— Да хоть сию минуту.
— Есть!
Провожая нас, Андрей Васильевич крепко пожал мне руку. «Эмка» мчалась в вызвезденной ночной мгле. По сторонам шоссе мерзли зенитки. Обходим колонну за колонной. Автомобили шли без огней. Шоферы по едва уловимым признакам чувствовали встречную машину и, не сбавляя скорости, успевали разминуться с ней. Виртуозы! Я сидел за широкой спиной Белокоскова. Сказывались бессонные ночи — нет-нет да и ткнусь носом в спинку сиденья. Василий Евлампиевич не шелохнется, будто окаменел. Всегда тугой на разговоры, он и на этот раз молчал.
На контрольном посту нас остановили, потребовали документы. Чья-то рука протянулась к баранке, покачала рулевое управление, нет ли люфта. Безопасность движения — прежде всего! И в этом железном законе дорог нет никому скидки. Белокосков неторопливо подал свое удостоверение регулировщице. Огонек фонарика скользнул по внутренним стенкам машины, остановился на мне. В дверцу просунулось знакомое лицо сержанта Людмилы Тарасовой. Не раз она меня останавливала здесь и проверяла документы. Наверняка за эти полтора месяца изучила не только кожаные корки удостоверения, но и каждую морщину на моем лице. И все же, как всегда, сержант внимательно сверила «оригинал» с фотографией и, возвратив удостоверение, разрешила ехать дальше.
Вскоре показались знакомые контуры деревни Пенкино. За обочинами дороги затемнели штабеля неотесанных бревен — по неопытности натаскали лишку. Ничего, запас карман не тянет, пригодится на что-то другое. Бойцы маскировали мост, убирали щепу.
Белокосков принял от комбата рапорт, осмотрел мост, затем медленно провел рукой по своему лицу. Мне этот жест знаком — доволен. Белокосков поблагодарил бойцов и командиров за успешное выполнение боевого задания.
После этого поехали к Мячикову.
Мячиковский мост также работал на полный ход. Занимался рассвет. В морозной утренней синеве четко вырисовывались все детали строения. Белокосков, верный русской натуре, не удержался: попробовал всем своим могучим корпусом стойкость ферм.
— Прочно сбили, — сказал он. — Не сдвинешь!
Нам нужно было заботиться не только о Западном фронте. В блокаде находился Ленинград. Наступавшие войска снабжались всем необходимым с большими перебоями. Машины вязли в снегах. Транспортов не хватало. Местность труднопроходимая: болота, речки, ручьи, леса. Настоящую магистраль не вдруг построишь. Дорожные части слабые, малочисленные. Инженеров мало. Техники — никакой. Доложил обо всем этом А. В. Хрулеву. Он выслушал и приказал: снять из-под Москвы три дорожных, два автомобильных и два гужевых батальона и направить их в помощь Волховскому фронту. Подразделения направили по железной дороге. Автомобили пустили своим ходом. Через несколько дней получили из Малой Вишеры, где располагался штаб Волховского фронта, сообщение о прибытии дорожников и гужевого транспорта. Автомобилисты растянулись на марше: машины подношенные, зимние пути ненадежные, водители и офицеры неопытные, необкатанные на таких переходах. Прибывали в Малую Вишеру чуть ли не поодиночке. Командование фронта нервничало. Хрулев то и дело запрашивал:
— Где машины?
А они в большинстве стояли на обочинах дорог. Послали вслед ремонтные летучки, бензин, продовольствие. Хрулев приказал мне выехать в Малую Вишеру и по пути собрать батальоны. Я отправился туда с группой офицеров управления. В числе ее были полковник М. В. Олехнович и капитан И. В. Юницкий.
Задание А. В. Хрулева хотя и с большим трудом, но выполнили.
— Хорошо! — сказал Андрей Васильевич, когда я ему доложил об этом. — А теперь всей группой поезжайте во 2-ю ударную и 54-ю армии. Они совсем без дорог. Помогите им.
Едем. На трассах жидкая цепочка местных жителей и военных дорожников. Вьюга. Люди выбиваются из сил, еле управляясь расчищать зимники. По сторонам высокие снежные валы. Многие участки — под огнем вражеской артиллерии. Колонны идут непрерывной вереницей. Шоферы и «пассажиры» то и дело берутся за лопаты, помогают дорожникам. Валы настолько высокие, что лопатой не достать. Приказываю рыть в валах «карманы». В них сбрасывать снег, собранный с проезжей части.
«Что тут будет весной? — думаю. — Мостов нет, камень, песок, лес не заготавливают, нет ни тягачей, ни автомашин. На лошадках такое колоссальное количество материалов к трассам не подвезешь».
В это время в Малую Вишеру прибывает А. В. Хрулев. Еду к нему, докладываю. Вместе направляемся к командующему Волховским фронтом генералу К. А. Мерецкову. Советуемся, как выйти из положения. Решаем: в труднопроходимых зонах, таких, как Спасская Полесть, построить узкоколейную железную дорогу. Рельсы, шпалы, крепления и подвижной состав снять с местных торфоразработок. Но кто будет снимать, подвозить конструкции, строить такую дорогу? Своих сил у фронтовых дорожников нет. Инженерные части снять с передовой нельзя. Гражданское население работает на зимних трассах. Нет в распоряжении командующего фронтом и специалистов-инженеров. Договорились сформировать несколько новых дорожно-строительных и мостостроительных батальонов. Руководить строительством узкоколейки поручили М. В. Олехновичу — начальнику автодорожного управления фронта.
Затем, с разрешения А. В. Хрулева, я отправился на несколько дней на Ладогу, где действовала Дорога жизни.
В конце марта мы с назначенным на должность начальника автодорожного управления Западного фронта инженер-полковником С. М. Чемерисом подвели итоги первого зимнего наступления.
Мостовиками только Западного фронта было построено 172, восстановлено более 90 мостов. И не каких-нибудь времянок, а долговечных сооружений, рассчитанных на большую нагрузку. Было поставлено также 2100 километров переносных щитов, хворостяных плетней, лапника, снеговых стенок для ограждения трассы от снежных заносов. Это равно расстоянию от Москвы до Челябинска. Расчищено тракторными, конными угольниками и автомобильными снегоочистителями 5 тысяч километров дорог, вручную — 7 тысяч. Гигантский труд! В человеко-днях его никто не считал, не до этого было. Каждые сутки [106] на трассу выходили десятки тысяч людей. В помощь им выделялось более 1300 автомашин, около 800 тракторов, более 12 тысяч подвод…
— И все же, — заметил Семен Михайлович Чемерис, — наши части еще малоподвижны. Отстают от наступающих войск. Думать надо, как устранить недостаток.
Подразделениям не хватало также имущества, инвентаря, оружия. Винтовки разрешалось иметь только трофейные. Минометы, автоматы, пистолеты, даже немецкие, отбирались для боевых соединений. Снова приходилось ломать голову: Но главный вопрос — это все-таки мосты. Скоро начнется половодье, и они будут решать судьбу снабжения. Как их строить проще, надежнее и быстрее?
— Хочу уяснить себе, — обратился я к Чемерису, — почему немцы фермам Гау предпочитают дощато-гвоздевые фермы? В чем тут секрет?
Чемерис начинает размышлять:
— Мне кажется, потому, что они неприхотливы. Любой тес годится. И гвозди нужны только драночные, совершенно не требуется поковок. А для раскосно-балочных ферм необходим первоклассный строевой лес. А металла сколько идет! К тому же… фермы Гау капризны в эксплуатации! За ними смотри да смотри. Вовремя не укрепил, не затянул раскосы — жди беды…
— Что вы предлагаете?
— Не отказываясь от ферм Гау, параллельно применять дощато-гвоздевые.
Это, пожалуй, мы можем позаимствовать. Правда, заимствование это условное. Мы знали, что у нас еще в 1926 году начали применять дощато-гвоздевые фермы. В 1934–1935 годах, на Ангаро-Ленском тракте возведены мосты через реки Илим и Кута с пролетными строениями из дощато-гвоздевых ферм.
На станции Сухиничи воины Западного фронта захватили немецкие металлические копровые установки с дизельными молотами. Трофейные механизмы опробовали на строительстве моста через Оку. Они оказались легкими, компактными и высокопроизводительными. Кто-то предложил:
— Давайте сделаем заказ нашей промышленности на такие копры! [107]
Специалисты нашего управления вместе с сотрудниками Научно-исследовательского института проектирования и строительства железных дорог смонтировали немецкую установку на территории экспериментального завода и продемонстрировали ее работу заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР А. Н. Косыгину и начальнику тыла Красной Армии А. В. Хрулеву. Дизельный копер был одобрен. Заказы на его производство разместили на московских заводах. Рабочие чертежи сделали научные сотрудники ЦНИИПС. Они значительно усовершенствовали немецкие механизмы, упростили их сборку. С января 1942 года мостовые части Красной Армии, как автодорожные, так и железнодорожные, начали получать новые дизельные установки для забивки свай.
______________________________
В городе наступил страшный голод. Хлебный паек еще раз [140]снизился. С ближайших подмосковных аэродромов ежедневно вылетали десятки самолетов. Они перебрасывали главным образом продовольствие и медикаменты. Сотни автомашин доставляли этот груз со складов Москвы к месту отправки самолетов. Маршруты непрерывно менялись то из-за бомбежек, то из-за смены посадочных площадок. Машины колесили по дорогам, надрывались телефоны, на нашу голову сыпались упреки и угрозы.
Не обходилось и без происшествий. Об одном из них стало известно после разговора по телефону заместителя командующего Ленинградским фронтом генерала Ф. Н. Лагунова с А. В. Хрулевым. Лагунов поблагодарил москвичей за помощь, сказав:
— Мы знаем, как нелегко вам переправлять по воздуху для нас продовольствие. От имени командования фронта передайте всем летчикам и шоферам наше ленинградское спасибо.
— Очень приятно, что все посланное доходит до вас в полной сохранности.
— Не всегда так…
— Вы о чем-то умалчиваете, — насторожился Андрей Васильевич. — Говорите все начистоту!
— Случается, медицинские ящики поступают к нам без спирта…
Не трудно представить, как чувствовал себя Хрулев, получив такую весть. Там раненые, голодные, каждый грамм спирта — это жизнь, а тут, видите ли, развлекаются… Не спирт пьют, разгильдяи, а кровь товарищей. Хрулев вызвал меня и начальника Главного военно-медицинского управления Ефима Ивановича Смирнова. Когда вошли в кабинет, Андрей Васильевич посмотрел на нас сердитым взглядом и в упор спросил, будто в сердце выстрелил:
— Кто спирт ворует?
Вопрос страшный, неожиданный. Видя нашу растерянность. Хрулев еще больше рассердился и приказал нам:
— Немедленно лично расследуйте позорное дело и строго накажите преступников!
Утром мы уже были на головном медицинском складе. Проверили подготовленные к упаковке ящики. В каждом полностью лежал комплект медикаментов, в том числе и спирт. Теперь надо проследить, в каком состоянии прибывают ящики на аэродром. [141]
Поехали туда, нашли помеченную партию груза. Вскрыли на выбор несколько ящиков — спирта в них уже не было. Значит, его вынимают в пути. Медикаменты подвозил один из батальонов 14-й автобригады.
Разговоры с командирами и солдатами ни к чему не привели. Все молчали. Что это — круговая порука? А возможно, люди действительно ничего не знают. Как же поступить, чтобы заставить назвать виновников?
Приказал командиру бригады Токареву выстроить батальон. Объяснил солдатам и командирам, какое тяжкое преступление совершено некоторыми из них, и предупредил:
— За кражу спирта виновные будут строго наказываться.
На третий день генерал Ф. Н. Лагунов сообщил из Ленинграда, что спирт получен.
О состоянии дорог и автомобильных перевозок на Ленинградском фронте А. В. Хрулев требовал докладывать ему ежедневно. Когда на Ладоге окончательно замерло всякое движение судов, он спросил меня в глубоком раздумье:
— Зима наступает, голубчик, что будем делать? Я с ужасом наблюдаю за понижением температуры. В городе нет топлива, горючего. К голоду прибавится холод. Человек без тепла мучается больше, чем без хлеба или воды. А там дети, старики. Страшно представить!
Кто из моего поколения не испытал муки холода?! Оба мы участники гражданской войны. А побывавший в этом горниле все знает. Хрулев посмотрел на огромную, висевшую на стене карту и провел карандашом по Шлиссельбургскому заливу.
— Ледоколов у нас нет, чтобы проводить караваны судов. А что, если пустить обозы по льду? Сколько здесь километров? — Он подошел к письменному столу, взглянул на топографическую карту и сам ответил: — Не больше тридцати.
— Противник рядом, — указал я на Шлиссельбург. — Местность незащищенная, открытая. Под батареями не пройдешь. [142]
Андрей Васильевич поморщился и спросил:
— Вы знаете ледовый режим озера? Какую нагрузку может выдержать лед?
Я вспомнил первые дни марта 1921 года. Кронштадтский мятеж. Шли мы на штурм взбунтовавшейся крепости с мыса Лисий Нос по льду Финского залива. За нами двигался гужевой транспорт. Кони тяжелые — знаменитые питерские битюги.
— Припоминаю, что на глаз толщина льда достигала не менее двадцати пяти сантиметров. Автомобилей и артиллерии на льду Финского залива тогда не было.
Хрулев внимательно выслушал меня, что-то записал себе в настольный блокнот.
— Если судить по Финскому заливу, ладожский лед должен выдержать гужевые колонны, — продолжал я говорить, будто убеждая самого себя в сомнительной мысли. — Ладога севернее Финского залива. Морозы там злее и лед должен быть крепче. Если зима подкачает, не даст нам надежный лед, то все равно без дороги город не оставим. Повезем грузы упряжками собак и оленей, а в крайнем случае на санках. Чтобы не уносило ветром, натянем канаты.
Андрей Васильевич задумался, потер ладонями щеки, снял телефонную трубку и связался со штабом Ленинградского фронта. Оказалось, что и там думают о создании дороги по льду. Да иначе не могло и быть. Ведь, кроме льда, ничего другого не существовало. О нем все и думали, это вполне естественно.
Мороз крепчал. К 1 ноября застыли подмосковные реки. Прогноз погоды предвещал ранний устойчивый лед. Все складывалось в пользу организации ледовой дороги через Ладогу. А. В. Хрулев доложил об этом проекте Ставке Верховного Главнокомандования. Там отнеслись положительно. Не дожидаясь приказа Государственного Комитета Обороны, Хрулев дал мне указание срочно готовить и отправлять для будущей ледовой трассы гужевой транспорт. К этому времени в районе Вологды находились три конных батальона. Командование фронта взять коней отказалось — нечем кормить. Я распорядился направить гужбаты своим ходом на станцию Волхов, забрать там продовольствие и следовать на Кобону в распоряжение Ленинградского фронта. [143]
— Представьте мне обстоятельные данные о ледовом режиме Ладоги, — потребовал Хрулев.
Все научные архивы столицы занялись поисками этих сведений. Однако нужных материалов пока не было. Вызвал к прямому проводу Монахова. Он сообщил, что нашлись «Известия» Русского географического общества за 1905 год. Там опубликованы записи старожила Ладоги А. Захарова. Захаров 30 лет безотлучно прожил на озере и «знаком так хорошо со всеми его причудами, как никто более».
Прошу представителя нашего управления капитана Юницкого выдержки из этих записей переслать мне. Внимательно прочитал их и еще больше расстроился. Ничего не сказано о зимних нравах озера. «Каждый год маяк Сухо, — писал Захаров, — бывает отрезан от берега на три месяца и более, с 20 октября по 20 января и даже до февраля. Без числа раз озеро замерзает, и лед снова ломается — и так в продолжение трех месяцев; редко когда лед простоит неделю на одном месте».
От ленинградцев мы узнали, что за последние десятилетия самый ранний ледостав наблюдался 19 ноября и поздний 1 января. Ледовый покров Ладоги неравномерен и коварен. Часто на нем образуются огромные, шириной до 1,5 километра, полыньи. На мелях лед торосится, создавая ледовые холмы, которые иногда достигают десятиметровой высоты. Но и этим коварство Ладоги не ограничивается. Вьюги наметают возле ледовых холмов сугробы снега. Толщина льда под сугробами уменьшается, и уменьшается настолько, что опасно даже пешком ходить. И вообще под сугробами лед всегда на озере тонкий и, случается, обрушивается под тяжестью снега. Сначала лед появляется у берегов. Шлиссельбургский залив отличается относительно мелкими и спокойными водами.
В этом сообщении уже заключалось что-то обнадеживающее. Собрал инженеров управления. Начали держать совет. Дело для всех новое. Встречалось в дорожной практике строить ледяные переправы, но строили их через реки и мелкие озера. Навряд ли этот опыт пригоден для Ладоги, где лед резко отличается своим характером от речного. Трудно нам было подсказать что-либо конкретное. Решили положиться на смекалку ленинградцев.
Не без коварства оказался и «спокойный» Шлиссельбургский залив. По литературным данным и свидетельству [144] местных жителей-рыбаков, ледовый покров залива ежегодно примерно в одних и тех же местах разрывается. Образуются трещины. Происходит торошение льда. Возникают полыньи. А что это значит для Ладоги? Средней силы шторм на озере может взломать молодой лед, разрушить проезжее полотно. Неопределенность сведений вызывала беспокойство. Не сразу удалось получить от специалистов сведения о минимальной толщине льда, необходимой для пропуска груженых автомашин.
На мой запрос по этому поводу Монахов сообщил, что они ориентируются на минимальную толщину льда для прохода лошади без груза 10–14 сантиметров, с грузом в полтонны, положенным в сани, — 18 сантиметров, а для пропуска автомашин с таким же грузом в кузове — 20 сантиметров. Чтобы лед намерз до 20 сантиметров, нужен мороз в 15 градусов в течение четырех суток. А если довести толщину льда до 30 сантиметров, то при этой же температуре потребуется более восьми суток.
В начале ноября Ставка Верховного Главнокомандования распорядилась организовать через Ладогу ледовую дорогу, и командование Ленинградского фронта приступило к практической реализации намеченного плана.
________________________________________
22 ноября Монахов сообщил, что с восточного берега Ладоги на западный вышла в рейс первая колонна полуторатонных автомашин. Колонну возглавил командир роты из отдельного автотранспортного батальона майора В. А. Парчунова. Через несколько часов получили радостную [152] депешу: в Ленинград доставлено колонной несколько тонн муки. Автомобильное движение открыто! На ледовый участок вышло от 1500 до 2000 машин.
Я немедленно доложил по телефону А. В. Хрулеву. Он был очень доволен. Голос доброжелательный, мягкий:
— Узнайте, голубчик, что им необходимо. Доложите мне немедленно!
Все офицеры нашего управления ходили с радостным лицом. Дорога родилась. Она требовала от нас легких полуторатонных грузовых автомобилей. В Ленинграде командование фронта взяло все, что могло. Не осталось обойденным ни одно предприятие, ни одна воинская часть. Из собранного транспорта сформировали автобаты. Но этого количества машин недостаточно. Нужна помощь Москвы. Советуюсь с Михаилом Львовичем Горрикером, начальником управления автомобильных перевозок. Подсчитали все находящиеся в наших подразделениях полуторки. Можем собрать не больше трех батальонов. Доложил об этом Хрулеву:
— Ленинградцы просят пять-шесть батальонов легких машин.
— Сколько просят, столько и дать.
— Не могу, нет столько в наличии.
— А сколько есть?
— Максимум на три батальона, и в наших частях не останется ни одной полуторки.
— Отдать немедленно!
Собрали в московских автополках и батальонах полуторки ГАЗ-АА, скомплектовали из них три батальона. Загрузили колонны продовольствием и отправили своим ходом к берегам Ладоги. Но не единым хлебом живет фронт и город. Там нет горючего. Не хватает автоцистерн. И снова М. Л. Горрикер со своими офицерами формирует роты подвоза горючего. И снова сотни автомашин с бензином и маслом бегут из Москвы в Ленинград.
___________________________________________
Наконец настало время, когда подвоз начал превышать суточную голодную потребность города. С 25 декабря Военный совет фронта принял решение увеличить нормы выдачи хлеба. Запасов в городе не было, все снималось [158] с колес. На автодорожников ложилась исключительная ответственность.
Я вызвал к прямому проводу В. Г. Монахова и И. В. Юницкого и попросил доложить обстановку на дороге, состояние автомобильного парка.
— Не хватает большегрузных трехтонных машин ЗИС-5, — сказал Монахов.
Юницкий сообщил:
— На дороге нет четкого порядка, в использовании автопарка царит обезличка. Ремонт не организован. Велик процент «больной» техники. Водители не отвечают за ее состояние.
Из информации с мест я узнал, что не в блестящем состоянии находится и полотно дороги. Движение на ледовом участке шло в одну нитку. Снег вовремя убирать не успевают. Телефонная связь между регулировочными постами и комендантскими участками непрерывно выходит из строя, обрывается при бомбежке и артиллерийских налетах. Если так оставить, то автодорожники сами себя не прокормят, не то что город и фронт.
— Вы опытный организатор, знающий дело специалист, как могли допустить такое? — заметил я Монахову.
— Виноват, но не во всем, — ответил Монахов. — Слишком много на дороге хозяев и толкачей.
Я доложил Хрулеву о положении на дороге. Он распорядился:
— Батальон зисов подготовить к отправке на Ладогу. Загрузить их продовольствием и направить своим ходом. О порядке на дороге сейчас поговорю со Смольным.
Вскоре Военный совет фронта расширил права генерала А. М. Шилова. Назначил его своим уполномоченным. Теперь в руках А. М. Шилова сосредоточилась вся полнота власти на пунктах перевалки, складах и самой дороге.
Утром в первый день нового 1942 года кончился комбинированный путь подвоза — железнодорожники восстановили колею от Тихвина до Волховстроя, Войбокала и Жихарева и открыли сквозное движение поездов. Станции Войбокало и Жихарево стали выгрузочными. Отсюда автомобили побежали зимней дорогой через Лаврово на Кобону. Расстояние подвоза по грунту уменьшилось [159] со 190 километров до 55. Оборачиваемость автотранспорта увеличилась.
Не проходило дня, чтобы в кабинете Хрулева не обсуждались меры об усилении подвоза Ленинградскому фронту. Офицеры Главного управления автотранспортной и дорожной службы предложили организовать движение по льду по четырем спаренным ниткам, причем две нитки специализировать для прохода груженых машин и две — порожних. Грузовое движение по первой нитке начать от Войбокала на Лаврово. В последнем пункте она пересечет Ладогу и закончит свой путь на станции Ладожское озеро. Порожняк вернется в Войбокало через Воганово. Вторую грузовую магистраль начать от станции Жихарево и провести на Троицкое, Подол, Лаврово. Она пересечет лед и закончится тоже на станции Ладожское Озеро. Обратно, на Жихарево, эти машины направлять через Городище.
Присутствовавшие начальники управлений тыла согласились с этим предложением. А. В. Хрулев сказал:
— Нужно немедленно посоветовать Шилову и Монахову создать такую сеть дорог.
Ленинградцы создали ее. Трудно было подготовить полосы на ледовом участке, но и с этим они справились.
Ширина каждой ледовой полосы составляла 10 метров. Одна полоса отделялась от другой пространством метров в 75–100. Переходили автомашины с одной полосы на другую по специальным проходам. Долгое время на трассе курсировали и гужевые колонны. Для них сделали специальную дорогу. Она также была двухпутной. Эти меры помогли поднять скорость движения на трассе, создать необходимые условия для расчистки ее от снега.
На всем ледовом пути установили вехи, дорожные знаки, указатели, световые маяки — сигналы. Маяками служили примороженные ко льду фонари «летучая мышь» или ацетиленовые мигалки. Нашли эксплуатационники и способ предохранить колонны от прицельного огня артиллерии и авиации врага: полосы прокладывали не по прямой линии, а зигзагообразно.
Непросто было содержать в боевой готовности ледовый тракт. Лед уставал под машинами, работал не больше недели. После этого полосы надо было переносить на новое [160] место. Расчеты и наблюдения показали, что дорога, если ее правильно эксплуатировать — давать ледяному полотну отдыхать, может самовосстанавливаться.
Магистраль делилась на взводные и ротные дистанции. За их состояние и порядок движения на них отвечали постоянные команды. Возглавляли эти команды опытные командиры. Им подчинялись все расположенные в их зоне регулировочные посты, станции наблюдения, пункты обслуживания. Опасные места ограждались световыми сигналами.
Сооружения для жилья, обогрева, пунктов медицинской и технической помощи строились из снежных валов с внутренней отделкой хворостом или лапником. Располагались эти пункты через каждые 2–3 километра. На берегах Ладоги действовали пункты питания, где воинов всегда ждала горячая пища. Регулировочные посты были оборудованы телефонной связью. Восточный и западный берега кроме телефонной связи имели телеграф и радио.
__________________________________________
Нормы подвоза повышались, но дорога их не выполняла. Причин к тому было много. Главная — плохая организация перевозок. Машины то и дело выходили из строя, останавливались в пути. Ремонтных летучек не хватало. Не справлялись со своими задачами и многие дорожники и регулировщики. Не было опыта, не хватало знаний. Создавались заторы, пробки. Царил беспорядок и на береговых складах. Вереницы машин часами ждали в очередях погрузки или выгрузки. В городе усиливался голод. Население косила дистрофия. Терпеть неполадки на дороге было нельзя.
Хрулев, что называется, рвал и метал. За день я несколько раз поднимался к нему наверх для докладов и объяснений. В последний раз пошел вдвоем с Мамаевым:
— Вот, голубчики, как ваши автодорожники опозорились. С миру по нитке собирали — рубашку сшили. А они топчутся на месте. Навести элементарный порядок не могут. Что вы думаете делать?
Откровенно говоря, я ничего не думал, не подготовил ни единого предложения и потому молчал. Мамаев, переступив с ноги на ногу, неуверенно заговорил:
— Что делать? Известно, что в таких случаях делают — развертывают до красного накала соревнование.
— Валяйте! — снисходительно разрешил Андрей Васильевич. — Только осторожней, руки не обожгите о накал!
Мамаев подал Хрулеву отпечатанное на плотной бумаге крупным типографским шрифтом обращение, подписанное секретарем ЦК партии и Ленинградского комитета ВКП(б) А. Ждановым, к личному составу фронтовой автомобильной дороги.
Хрулев сел за стол и вслух начал читать текст этого документа:
— «Дорогие товарищи! Фронтовая автомобильная дорога продолжает работать очень плохо. Ежедневно она перевозит не более третьей части грузов, необходимых для того, чтобы мало-мальски удовлетворять и без того [163]урезанные до крайних пределов потребности Ленинграда и войск фронта в продовольствии и в автогорючем. Это значит, что снабжение Ленинграда и фронта все время висит на волоске, а население и войска терпят невероятные лишения. Это тем более нетерпимо, что грузы для Ленинграда и фронта имеются. Стало быть, быстро исправить положение и облегчить нужду Ленинграда и фронта зависит от вас, работников фронтовой автодороги, и только от вас.
Героические защитники Ленинграда, с честью и славой отстоявшие наш город от фашистских бандитов, вправе требовать от вас честной и самоотверженной работы.
От лица Ленинграда и фронта прошу вас учесть, что вы поставлены на большое и ответственное дело и выполняете задачу первостепенной государственной и военной важности.
Все, от кого зависит нормальная работа дороги: водители машин, регулировщики, работающие на расчистке дороги от снега, ремонтники, связисты, командиры, политработники, работники управления дороги, — каждый на своем посту должен выполнять свою задачу, как боец на передовых позициях.
Возьмитесь за дело, как подобает советским патриотам, честно, с душой, не щадя своих сил… чтобы быстро наладить доставку грузов для Ленинграда и фронта в количестве, установленном планом.
Ваших трудов Родина и Ленинград не забудут никогда».
Этот призыв прозвучал как набатный колокол. Семьсот ленинградских коммунистов изъявили желание работать на ледовой трассе до победы. Письмо всколыхнуло всех людей магистрали, каждый задумался: как ему лучше организовать свое дело. Водители развернули социалистическое соревнование за многорейсовый суточный пробег машин. Дорожники и регулировщики обязались обеспечивать беспрепятственный пропуск колонн. Один из лучших водителей трассы кавалер ордена Красной Звезды Васильев двое суток не выпускал из рук баранку. На машине ГАЗ-АА он совершил 8 рейсов, покрыл 1029 километров и доставил 12 тонн хлеба.
По примеру Васильева по два-три рейса в смену начали делать шоферы Кудельский, Тиханович, Михайлов, [164]Овечкин, Тягний, Фастовский и десятки других передовиков социалистического соревнования. Ни огонь врага, ни лютый ладожский ветер не смогли помешать героям выполнить свои обязательства. Каждый рейс угрожал смертью, обморожением или тяжелым ранением.
Успеху водителей способствовал прочный лед. Толщина его достигала метра. Автомобилям не грозила опасность провалиться. По озеру уже смело ходили тяжелые танки КВ. Так, 30 января 1942 года с запада на восток Ладогу пересекла 124-я тяжелая танковая бригада.
Дорожники оборудовали к этому времени шесть ледовых полос. Две из них были специализированы для подвоза продовольствия, третья — боеприпасов и вооружения, четвертая — технического, интендантского имущества, горючего и масел. Пятая — запасная и шестая — для доставки каменного угля. Дорога работала с неимоверным напряжением.
Поэтесса Вера Инбер в своем «Ленинградском дневнике» писала в те дни:
«Труд ладожских шоферов — святой труд. Достаточно взглянуть на дорогу, на эту избитую, истерзанную, ни днем, ни ночью не ведающую покоя дорогу. Ее снег превращен в песок. Всюду — в ухабах, в выбоинах, колеях, ямах, канавах, колдобинах, воронках — лежат мертвые машины и части машин.
А ведь эту дорогу под снарядами и бомбами ладожские шоферы каждодневно пересекают четыре раза. Ведь это для них повсюду алые надписи на щитах: «Водитель, сделал ли ты сегодня два рейса?», и водитель делает эти два рейса».
Один из героев трассы, водитель Буриличев, хорошо сказал: «Если я работаю без отдыха двое-трое суток и перевожу сверх плана тонны груза, я знаю: это мой вклад в фонд победы, это тебе, Ленинград, твоим героям-защитникам!»
Поднимала на самоотверженный труд людей и многотиражная газета «Фронтовой дорожник». Два раза в неделю ее выпускали работники политотдела дороги. Они прославляли лучших водителей, регулировщиков, медицинских сестер и всех, кто, не щадя жизни, боролся за подъем работы магистрали.
Во всех землянках, палатках, на обогревательных пунктах и на трассе появились плакаты и лозунги, призывавшие [165] людей к самоотверженному труду, увеличению перевозок. Шоферы боролись за два рейса в смену.
Два рейса! Это почти 450 километров по разбитой дороге без сна и отдыха. Ноги будто налиты свинцом, веки неудержимо смыкаются, и человека непрерывно затягивает в какую-то мягкую, теплую трясину.
Впереди стелется белое однообразное поле. Монотонный гул мотора. Мерное покачивание на мягком сиденье. Если расслабишь тело, сон наскакивает мгновенно, незаметно. Его нельзя допустить ни на миг. Сон за рулем — спутник несчастья. Если не попадешь в трещину или воронку от снаряда, то врежешься в идущую впереди машину или собьешь регулировщика.
С 7 по 19 января 1942 года перевозки на дороге увеличились вдвое. Поздним вечером 18 января капитан Юницкий громким от радости голосом сообщил по телефону:
— Сегодня дорога выполнила суточный план. Все, что приказал Военный совет фронта, полностью доставила.
Я поставил об этом в известность А. В. Хрулева.
— Выходит, накалили соревнование докрасна. Дело прошлое — думал, что вы даже и не разожжете его.
Шутка сказать: дорога выполнила план! А чего это стоило? Ездить долго по одной полосе невозможно. Лед, как и металл, устает, враг пристреливается и начинает бить без промаха. Дорожники непрерывно меняют полосы, всякий раз провешивают новые, расчищают их от снега и оборудуют ледяными домиками. Но и это еще полбеды. Под напором ветра лед движется, то тут, то там образуются трещины. Бойцы и командиры все время начеку, аврал следует за авралом.
И по такой трассе в отдельные сутки пропускалось около 10000 автомашин. Но потребности фронта опережали возможности дороги. Управления тыла Красной Армии непрерывно питали дорогу бензином, пополняли автомашины. Они шли туда из Москвы через Вологду своим ходом. Грунтовая магистраль задыхалась. Железнодорожная линия часто выводилась немцами из строя. Нагрузку эти два вида транспорта испытывали колоссальную. Чтобы судить о ней, назову только одну цифру. С 22 января по 15 апреля из Ленинграда было эвакуировано более полумиллиона человек.
11 января Государственный Комитет Обороны обязал [166] строителей-железнодорожников начать прокладку стальной магистрали от станции Войбокало на Лаврово, Кобону до поселка Коса. Длина линии 34 километра. Вроде пустяк. Но что значит построить этот «пустяк» зимой и под огнем противника!
10 февраля стальная колея вступила в строй. Перевалочные базы приблизились к самому берегу Ладоги. Приозерная деревушка Кобона огласилась паровозными гудками. Рейсы автомашин стали короче, расход горючего уменьшился на 200 тонн в сутки.
Ледовая трасса превратилась в надежную мощную коммуникацию. Ее прочно защищали наши зенитные батареи и летчики.
Снабжением Ленинграда руководил по поручению ЦК ВКП (б) и Государственного Комитета Обороны Анастас Иванович Микоян. В городе создали двухмесячный неприкосновенный запас продовольствия. К этому времени противник был разгромлен под Москвой. Круто изменилась обстановка и под Ленинградом. Москва облегчила ленинградцам оборону их города.
Почти весь январь войска Волховского фронта и 54-й армии Ленинградского фронта проводили Любанскую операцию. Ставилась задача взломать оборону противника в глубину более чем на 80 километров и занять город и станцию Любань.
Сугробы. Бездорожье. Трескучий тридцатиградусный мороз. Армейские и фронтовые дороги забиты засевшими в снегах машинами, тяжелой боевой техникой. В воздухе господствует немецкая авиация. В течение дня она группами по два-три самолета часто появляется над железнодорожными и автомобильными путями подвоза. Для наступающих дивизий боеприпасы и продовольствие подвозятся ночью железнодорожными летучками. Командующий фронтом генерал К. А. Мерецков просит Ставку помочь наладить бесперебойный подвоз всего необходимого.
Выполнить просьбу К. А. Мерецкова Ставка направляет А. В. Хрулева. Вместе с собой он берет меня.
В середине января мы приехали на станцию Малая Вишера. Прибывшие вслед за нами два автобата и три дорожно-строительных батальона из резерва Ставки оказали существенную помощь. Не забывали и о ленинградцах. Два раза в сутки А. В. Хрулев через штаб фронта получал сводки и разговаривал по телефону. Обстановка [167] на ледовой трассе несколько улучшилась. На мою просьбу — отпустить на Ладогу — Андрей Васильевич отозвался:
— Я не возражаю, посмотрите своими глазами. Убедитесь, так ли все, как в сводках пишут. Разузнайте, чего им недостает для выполнения плана перевозок. На обещания будьте осторожны…
______________________________
В Крыму, на берегах всероссийской здравницы, там, где еще совсем недавно миллионы людей набирались сил, избавлялись от недугов, шло кровопролитное сражение. Жестокая битва продолжалась и в районе Харькова. Враг рвался к Волге, Кавказу.
Немцы снова захватили инициативу. Они прорвали оборону Юго-Западного фронта. Развернулись тяжелые оборонительные бои западнее Старого Оскола. Некоторые наши армии попали в окружение. Между Брянским и Юго-Западным фронтами образовалась брешь. Она открыла [179] фашистам ворота к Воронежу и Дону. Теперь всем стало ясно, что главный удар немцы приготовились нанести не в центре, а на юге страны.
Наши войска с боями отходили к Донским степям. Опасность нависла над Воронежем. Все мы были озабочены одним: как быстрее вывезти из города раненых, запасы продовольствия, ценное имущество. Там госпитали, крупные склады, базы. Не дожидаясь вызова, отправился к А. В. Хрулеву. В кабинете находились его заместитель генерал В. Е. Белокосков и начальник управления горюче-смазочных материалов генерал М. И. Кормилицын. Хрулев, возбужденный, шагал по помещению и что-то говорил сердитым голосом. Я стал возле Белокоскова, прислушался.
— Мне нет нужды говорить вам об обстановке на воронежском и харьковском направлениях. Знаете, — Андрей Васильевич посмотрел на нас суровым взглядом, — в Воронеже больше двадцати госпиталей, солидные запасы продовольствия, масла, бензина. Не вывезем — достанется врагу или погибнет в огне. Наша разведка сообщает: немцы вот-вот начнут бомбить город. Немедленно выезжайте на место и организуйте вывоз…
Раздался резкий звонок ВЧ{3}. По ответам Хрулева я понял, что говорил секретарь Воронежского обкома партии Владимир Иосифович Тищенко. Он спрашивал, когда мы выедем. Хрулев положил на рычаг трубку и, продолжая шагать по комнате, отдавал указания:
— В Воронеже не задерживайтесь. Помогите Юго-Западному фронту. Там тоже в опасности госпитали, склады, базы. Выясните, что осталось в войсках из продовольствия и горючего. На вашей совести, — подошел он ко мне, — переправы через Дон и дороги в этом районе. Смотрите на карту, тут не только мощеных, но и грунтовых шляхов нет. Фронт просит дорожные батальоны. Чем мы можем помочь?
В районах Россоши и Калитвы находились два военно-дорожных управления из резерва Ставки. Они были сформированы Гушосдором Украины. Я сказал об этом А. В. Хрулеву и добавил: [180]
— Сейчас ВДУ отходят с тылами фронта на восток. Их необходимо завернуть на строительство переправ через Дон.
— Согласен, — кивнул Хрулев. — Поезжайте на место и помогите все это организовать.
Белокосков получил мандат уполномоченного представителя Ставки.
________________________________________
…Мы с Белокосковым вылетели в Москву. В самолете подсчитали, сколько сталинградцам нужно выделить автомашин. Получилась внушительная цифра — не менее пяти тысяч. Базироваться они будут в Камышине. Следовательно, Камышин надо связать автомобильными [200] дорогами со Сталинградом и с Москвой. Из Москвы дорога пойдет до Рязани по шоссе, а далее по большакам и проселкам через Ряжск, Мичуринск, Тамбов, Саратов. Эти большаки и проселки нужно привести в порядок, сделать проезжими в любую погоду, организовать там комендантскую службу. Но больше всего беспокоили нас переправы через Волгу. Их надо строить. Сталинградцы своими силами, конечно, не справятся. Прикинули, сколько на все работы потребуется дорожных и мостостроительных батальонов. Получилось несколько десятков.
Как только прилетели в Москву, о нуждах фронтов доложили А. В. Хрулеву.
— Прорва! — заключил Андрей Васильевич. — Все сначала, как будто ничего не давали. Пять тысяч машин! — Сел на стул, отдышался, успокоился. — А надо. И срочно. Никуда от этого не уйдешь. Комплектуйте два полка, — приказал он мне.
— Необходимо также оборудовать военную дорогу от Москвы до Камышина, — подошел я к карте.
— Изложите все это на бумаге. Через два часа доложу Государственному Комитету Обороны.
В приемной А. В. Хрулева мы с Белокосковым написали докладную. В Ставку поехали втроем. Докладывал Василий Евлампиевич. Наши предложения получили одобрение. На другой день была создана специальная оперативная группа. Возглавил ее первый заместитель начальника тыла Красной Армии генерал Василий Иванович Виноградов. В помощь ему были выделены два моих заместителя: Василий Васильевич Новиков и Всеволод Тихонович Федоров. На Новикова возлагалось руководство работой автотранспорта, на Федорова — строительство дорог и переправ. Оперативная группа на машинах выехала в Камышин. Вслед за ней вскоре пошло около пяти тысяч автомобилей, преимущественно ЗИС-5. Все они были загружены боеприпасами, продуктами, медикаментами.
_____________________
Противник в районе Краснограда потеснил нашу 6-ю армию и начал накапливать силы для контрудара по Харькову. Сейчас бы как раз помочь харьковчанам, ударить гитлеровцам во фланг. Но дороги связали руки. Они еле пульсировали. Снабжение Центрального и Воронежского фронтов оказалось под большой угрозой.
Ставка Верховного Главнокомандования приказала срочно восстановить железную дорогу Воронеж — Касторная — Щигры — Курск и пробить по целине грунтовые пути подвоза. Из резерва Ставки в район Ефремова и Ельца направлялись автотранспортные части. В войска выехали начальник тыла Красной Армии генерал А. В. Хрулев и начальник военных сообщений Красной Армии генерал И. В. Ковалев. Вместе с ними поехал и я.
Перед отъездом я направил в район Ельца 5-й автотранспортный полк и три автобата. [255]
В обгорелом разбитом Ельце мы встретились с начальником тыла Центрального фронта генералом Иваном Герасимовичем Советниковым и начальником автодорожных войск полковником Георгием Тихоновичем Донцом. Советников доложил Хрулеву:
— Нет дорог. Не хватает автотранспорта. Сожгли весь бензин. Оторвались от баз снабжения. Большая часть имущества находится еще в Сталинграде…
— Наступаем, голубчик, — сказал на это Андрей Васильевич Хрулев. — Говорят, у людей, бьющих врага, вырастают крылья. Вот на этих крыльях и доставили бы уже все.
Мы все смеемся.
И уже серьезно Хрулев добавил:
— Ничего, выкрутимся…
Советников позвонил по телефону в поселок Свобода, где находился первый эшелон фронта.
Закончив разговор, Иван Герасимович сообщил нам:
— Рокоссовский приглашает всех нас на заседание Военного совета.
От Ельца до поселка Свобода более ста шестидесяти километров. Не теряя времени, поехали. Дорога плохая: ухабы, выбоины, завалы снега. Едем час, второй… Вот и поселок. На улице патрульные с автоматами. Показывают, куда идти. Вошли в небольшой сельский домик — рабочий кабинет командующего фронтом. Константин Константинович Рокоссовский тепло поздоровался с Хрулевым. Они давние друзья, в годы гражданской войны вместе служили в коннице, рубили белогвардейцев.
Пока они беседовали, я познакомился с членом Военного совета фронта генералом К. Ф. Телегиным и начальником штаба генералом М. С. Малининым.
Но вот Рокоссовский перешел к делу. Обращаясь к Хрулеву, он сказал:
— По данным нашей разведки, противник готовит массированный авиационный удар по Курску. Налет ожидаем завтра. Наши истребители на приколе, нет ни капли бензина…
— Ничего нет и на подходе, — развел руками Советников.
Хрулев озабоченно вздохнул:
— Голубчики, я же не мог привезти вам бензин в кармане. Давайте искать на месте. У нас впереди целая [256]ночь. Иван Владимирович, — Хрулев подошел к Ковалеву, — вам по штату положено знать, на какой ближайшей станции имеются цистерны…
— Когда мы с вами проезжали Ефремов, — ответил Ковалев, — там стоял маршрут авиационного бензина для Брянского фронта. Сейчас этот эшелон должен находиться под сливом.
— Повезло вам, Константин Константинович, — обрадовался Хрулев. — Дело за доставкой. А перед брянцами я оправдаюсь.
Расстояние от Свободы до Ефремова более 230 километров, столько же обратно. К этому надо приплюсовать «гак» до Курского аэродрома. Выходит, самое меньшее пятьсот километров. А там — время под налив автоцистерн, под слив. Ухабы, объезды. Время на переговоры в Ефремове. Ведь без «боя» бензин не дадут. Забрать сейчас в войсках горючее — это все равно что отнять у солдата патроны.
«Неужели эта миссия выпадет на мою долю?» — подумал я.
Так и есть! Хрулев посмотрел в мою сторону:
— Кондратьеву срочно выехать в штаб Брянского фронта, забрать там горючее и доставить к восьми часам утра на Курский аэродром. Сейчас ровно пятнадцать. В вашем распоряжении, Захар Иванович, семнадцать часов.
Семнадцать часов на пятьсот километров! Шофер Миша Столбов выжимает из «газика» все возможное. За нами следует резервная машина. В случае если откажет почему-либо эта, пересяду на вторую. Уже проскочил Золотухине, Ливны. Сталинградцы заполнили всю трассу, движутся навстречу сплошной стеной — солдаты, автомашины, тягачи с орудиями, обозы — мы еле пробиваемся.
«За Ельцом дорога должна разрядиться, — мелькнула у меня мысль, — там наверстаем упущенное время».
Луна скрылась за тучи. Поднялась пурга. Ледяная крупа бьет в стекло, пробивается сквозь щели брезентового полога кабины. Свистит ветер, слева мелькают огромными тенями встречные машины. По пути предупреждаю контрольные посты и регулировщиков быть начеку. Буду возвращаться с колонной бензовозов. Должна быть обеспечена «зеленая улица». [257]
Показалась окраина Ефремова. Начальник тыла Брянского фронта генерал Николай Александрович Антипенко разместился в просторном деревянном доме.
Вхожу, знакомлюсь. Взгляд у Николая Александровича добродушный, располагающий.
— Что вас привело к нам из такой дали? — поинтересовался он.
Решаю говорить с ним прямо, без дипломатии.
— Бензин.
— Что? — встрепенулся Антипенко. — О бензине и боеприпасах у нас говорят шепотом. Какой бензин вы имеете в виду?
— Тот, что сливается на железнодорожной станции Ефремов. Сегодня вы получили полный маршрут.
Николай Александрович молчит, хмурится, посматривает на меня теперь уже холодно, недружелюбно.
— Такой вопрос я не могу решить один. Пойдемте к начальнику штаба генералу Сандалову.
Антипенко встал и надел шинель. Пошли пешком. Узкая обледенелая стежка повела нас между домами, временами уходя под снежные наносы. Антипенко шагал впереди и ворчал:
— Оказывается, далеко слышен запах нашего бензина…
Леонид Михайлович Сандалов встретил меня радостно. Мы с ним были в давней дружбе. Вместе работали в Смоленске в штабе Белорусского особого военного округа. Обнялись, расцеловались.
— Захар Иванович, дорогой, какими ветрами? Вот так встреча!..
— Мне очень некогда, Леонид…
— Без чая не отпущу. Садись, рассказывай!
На столе появились чай, печенье, бутерброды. При виде еды я почувствовал щемящий голод. Пробую проглотить бутерброд, но он не лезет в горло. Сандалов не отступает, требует, чтобы я наелся досыта и переночевал у него в тепле. Неумолимые часы отсчитывают роковые минуты. Я не выдерживаю и вскакиваю. Леонид Михайлович знает мой характер, спрашивает:
— Что случилось?
— Давай немедленно авиационный бензин!
— При чем тут авиационный бензин, ты же автодорожник? — удивляется Сандалов. — Вот так друг! Я не [258]знаю, как лучше принять его, а он раздевать меня приехал…
— Леонид, не могу раскрывать секрет. Завтра враг может совершить страшное дело. Спасение в бензине. Отдавай все до капли. Не от хорошей жизни прикатил я к тебе за тридевять земель…
— Поверь, сами сидим без грамма горючего. Не могу даже ради дружбы и вашего секретного дела… С моей стороны это будет преступлением перед нашим фронтом. Сейчас доложу командующему, пусть он вместе с членами Военного совета и решает.
— Буду жаловаться на вас Хрулеву.
О дружбе забыли, перешли на официальный язык. Время приближалось к 24 часам. Сандалов неумолим. Я понимал: если передать вопрос на обсуждение Военного совета, то это еще два-три часа времени. Следовательно, задание будет сорвано.
Я снял телефонную трубку, вызвал Хрулева и доложил ему, что Сандалов и Антипенко не спешат отдавать горючее. Хрулев попросил к аппарату Леонида Михайловича. Он неохотно подошел и стал слушать. Потом повторил приказание Хрулева:
— Есть отправить немедленно десять автоцистерн авиационного бензина. Есть обеспечить машинами и опытными шоферами…
Положив трубку, Л. М. Сандалов попросил Н. А. Антипенко поехать на станцию Ефремов, отобрать лучшие автомашины и подготовить их к маршу. Антипенко тотчас же уехал.
Мы остались вдвоем.
— Не сердись, — подошел ко мне Леонид Михайлович, — сам знаешь: дружба дружбой, а служба службой. В нашем распоряжении несколько минут. Увидимся ли еще когда-нибудь? Поговорим о личных делах…
Расстались мы с Сандаловым у выстроившейся колонны автоцистерн. Я познакомил шоферов с маршрутом, напомнил о правилах следования и вывел свой «вездеход» в голову роты. Замыкающим поставил командира роты, старшего лейтенанта Крючкова. Он заверил меня, что к восьми часам утра бензин будет в Курске.
Вперед на своей резервной машине я послал офицера с задачей обеспечить нашей колонне по всей трассе «зеленую улицу». [259]
Понеслись на предельной скорости, без остановок. Миновали Елец, Ливны, Золотухино. В поле — легкая поземка. Темную дорожную гладь пересекли пушистыми косами заносы. Обледенелые вешки туманились, сливаясь с окрестностью. Мы обгоняем несколько остановленных регулировщиками колонн. Вот и Курск. Свернули на аэродром. Я взглянул на часы — ровно восемь утра.
Бензовозы подошли к самолетам. Началась заправка. Обрадованные летчики крепко жали руки шоферам.

Я отправился в поселок Свобода и доложил Хрулеву о выполнении задания. Он приказал объявить всему личному составу роты благодарность. Теплая телеграмма была также послана начальнику тыла Брянского фронта Н. А. Антипенко.

Георгий Тихонович Донец дневал и ночевал на трассах. Там же находились и все инженеры автодорожного управления фронта. Из бывшего Донского фронта одно за другим прибывали соединения, а развернуть их негде было — дорог мало, да и те завалены снегом. Расчистка их велась вручную. Тысячи людей, гражданских и военных, выбивались из сил. А толку чуть. Нужны были радикальные меры.
Вызвал с трассы Донца. Он приехал вместе со своим заместителем майором П. С. Сочинковым, знакомым мне по Сталинграду.
Вид у обоих усталый. Но Сочиенков пытался даже шутить. Я остановил его и спросил Донца:
— Где дорожные механизмы?
Он замялся:
— Допустили ошибку. Теперь трудно поправить. Механизмы оставили под Сталинградом.
— Как же так! — невольно вырвалось у меня. — Вы опытный дорожник и вдруг бросили свою «артиллерию»! С чем будете воевать?
— Виноват. Ни одного вагона нам не дали. А выпрашивать, как некоторые, я не умею. Добирались сюда почти пешком.
В разговор включился П. С. Сочиенков:
— Эшелоны забили канцелярским имуществом, а дорожную технику бросили… [260]
В общем, надо было что-то делать. И немедленно, пока не началось наступление. Посоветовались и решили: поехать за помощью в Елец к начальнику ВОСО генералу И. В. Ковалеву. Он встретил нас шуткой:
— Доблестно застрявшему в снегах родному брату, автодорожному транспорту, привет! Хотите, чтобы мы подцепили ваши автомашины на локомотивный крюк?
— Не возражаем. А пока мы своими зисами тащим ваши вагоны, — ответил я. — Сам видел под Курском.
Ковалев не смутился и весело произнес:
— Взаимная выручка!
Настроение у него было приподнятое. «Значит, договоримся», — подумал я и сказал:
— Вы бы нас крепко выручили, если бы ускорили восстановление дороги Касторная — Курск.
Ковалев посмотрел на карту, подумал.
— Вы правы, эту линию нужно приводить в порядок немедленно. Сегодня же дам соответствующее распоряжение. Еще чем могу вам помочь?
— Техника наша осталась под Сталинградом, — сказал Донец. — Нужны вагоны.
— Всем теперь нужны вагоны. А где их взять?
— Иван Владимирович, выручай! Без техники утонем в снегу…
— Знаю, проезжал по вашим дорогам. Если это дороги, то что же тогда называется бездорожьем?
Иван Владимирович вызвал адъютанта и продиктовал распоряжение о предоставлении вне очереди вагонов для доставки дорожной техники из-под Сталинграда в район Курска.
Через несколько дней машины прибыли. Работа ускорилась, и войска пошли теперь по расчищенным трассам. Напряженная дорожная обстановка разрядилась. Я вместе с Донцом поехал в Елец. Только расположился почитать свежие газеты, как дежурный офицер принес телеграмму от А. В. Хрулева. В ней мне предписывалось срочно выехать в Москву или на месте оказать помощь Юго-Западному фронту.
— Ну что ж, Захар Иванович, — сказал Донец, — спасибо за поддержку. Теперь мы сами справимся со своими задачами. Только, пожалуйста, не отбирайте у нас дорожные части и автобаты. [261]
Понимаю, что просьба резонная: снимать действительно нельзя. Одну шубу разом на двоих не наденешь. Юго-Западному фронту нужна помощь солидная. Обстановка там исключительно сложная. Железные дороги разрушены. Восстановить их быстро невозможно. Наши зимники — в снегу. Шоссейных дорог там почти нет. Перевозочная техника подносилась. Сотни машин стоят на приколе — не хватает запасных частей. Некоторые дивизии фронта оторвались от своих баз. Пути подвоза растянулись до 500 километров.
Еще в начале января для доставки горючего и боеприпасов колхозники выставили несколько тысяч воловьих упряжек.
Я представил себе этот караван. Возницы — женщины. Степь, вьюга… А чем помочь? Мой заместитель генерал В. В. Новиков — человек хозяйственный — создал на зиму резерв запасных частей, но мы израсходовали его еще в январе. А сейчас конец февраля. Навряд ли что теперь осталось в нашей копилке.
Георгий Тихонович угадал ход моих мыслей и посоветовал:
— Ничего тут в степях не найдете. И ничем отсюда Юго-Западному фронту не поможете. Поезжайте в Москву.
— Пожалуй, правильно, — согласился я с ним и стал прощаться.

Москва. Улица Казакова. Серое громоздкое здание землеустроительного института. В нем в то время размещалось Главное управление автотранспортной и дорожной службы Красной Армии. Вызвал своих заместителей: В. В. Новикова, В. Т. Федорова и Я. Н. Усенка. Генерал Новиков, то и дело поправляя очки, доложил:
— Хрулев приказал немедленно отправить Юго-Западному фронту два автомобильных полка, два управления военно-автомобильных дорог с комендатурами и три дорожно-строительных батальона. Автомобили загрузить и отправить своим ходом. На подготовку — двое суток. Сутки уже потеряли, ожидая вас…
— Ну, не совсем потеряли, — возразил Всеволод Тихонович Федоров. — Наметили отправить из резерва наш последний десятый автомобильный полк. После Сталинграда он отремонтировался и сейчас находится в хорошем [262] состоянии. Еще что-нибудь придется снять с Западного фронта. У них в Переделкино на ремонте 15-й полк. Василий Васильевич побывал там, осмотрел технику. Его мнение такое: если помочь запасными частями и резиной, то за двое суток часть можно подготовить к отправке. Вер необходимое мы туда послали.
— Хорошо! — согласился я и подумал: «С чем же останемся сами, отдав два последних полка?»
— Теперь о помощи дорожными частями. — Федоров вынул из папки какую-то бумагу. — Предлагаем две ВАД и три дорожных батальона снять с подмосковных шоссе. Вот отсюда… — Всеволод Тихонович подошел к карте и показал: — С северо-востока. Эти шоссе уже теряют свое оперативное значение. Начальник штаба тыла генерал Миловский дал согласие.
— Все сделано правильно, — сказал я. — Но и без резерва оставаться нельзя. Ведь у нас не только Центральный и Юго-Западный фронты, а и еще десять других.
Все задумались, ища выход. Я предложил:
— Пойдемте все к Хрулеву. Пусть Управление тыла поможет.
Федоров и Усенок поддержали эту мысль.
Захватили некоторые бумаги, пошли. У А. В. Хрулева находился генерал В. Е. Белокосков.
— Голубчики, почему только вчетвером, а не всем управлением? — встретил нас вопросом Андрей Васильевич. — Кабинет у меня просторный, всех вместил бы. Зря, зря постеснялись…
Белокосков улыбнулся:
— Остальные у них, очевидно, в разъезде. Служба-то аварийно-спасательная!
— Служба самая необходимая на войне, почетная, — изменив шутливый тон на серьезный, сказал Хрулев. — С чем пожаловали, докладывайте.
Я изложил наш план помощи Юго-Занадному фронту и рассказал о том, что уже сделано. Хрулев одобрил наши действия и, понимая, что за этим последуют просьбы, предупредил:
— Автотранспорт, посланный на Центральный фронт, без моего разрешения не снимать. Не вздумайте забрать свои автобаты у текстильщиков и закрепленные за главным интендантом. Запрещаю трогать машины с топливозаготовок и артснабжения. [263]
— У нас в резерве не осталось ни одного автобата, — заметил я.
— А что делает на фронте солдат, оказавшийся без оружия? — спросил Хрулев. — Знаете? Правильно, добывает его у врага. Если не восстановите резерв, то придется ваше управление за ненадобностью расформировать…
Воцарилось неловкое молчание.
— Наша промышленность окрепла, — нарушил я его, — выпускает тысячи новых машин. Нельзя ли нам выделить немного?
— И не надейтесь!
— Тогда с орджоникидзевской базы американских студебеккеров дайте.
— На вас, Андрей Васильевич, вся наша надежда, — присоединился к нам и Новиков.
— Организованно атакуете, ничего не скажешь, — улыбнулся Хрулев. — Молодцы, умеете находить топор под лавкой.
— Расчет у них верный, Андрей Васильевич, — проговорил молчавший до сих пор Белокосков, — на вашу доброту.
— Вот и ошиблись, я никогда не был добреньким, ни одного автомобиля вам от меня, голубчики, не перепадет. Американскими студебеккерами мы укомплектовываем части гвардейских минометов, танковые и артиллерийские дивизии. Если бы студебеккеров к нам поступало в пять раз больше, то и тогда было бы мало. Так что находите выход сами. Поля усеяны немецкой техникой. Не вся она разбита. Немало там и наших машин. Собирайте, ремонтируйте, вот вам и резерв.
Хрулев знает, что все это время мы только и жили за счет трофеев и восстановленных отечественных машин. Дело это долгое, трудоемкое. И ремонтная база наша подносилась. Об этом Хрулев тоже знает. Но ничего не поделаешь…
Возвращаемся к себе и разрабатываем план действий по созданию резервных автомобильных подразделений. Пересматриваем порядок использования машин в войсковых частях, штабах и военных учреждениях. С согласия Генерального штаба намечаем провести всеармейскую перепись автотранспорта. Все лишние, не положенные по штату автомобили поступят в распоряжение нашего управления и тех воинских частей, в которых некомплект [264]транспорта. Решаем также организовать мощные централизованные ремонтные базы по восстановлению трофейной и отечественной техники. В проект приказа включаем пункт, в котором говорится, что низкий коэффициент использования автомобильного парка, большой порожний пробег, недогруз впредь будут рассматриваться как проступки, направленные на ослабление ударной мощи Красной Армии. Ответственность за проведение в жизнь этого приказа возлагалась на командиров частей и соединений, автоинспекторов и начальников контрольно-пропускных пунктов.
С проектами плана и приказа иду к Хрулеву. С ним и Белокосковым рассматриваем документы. План Андрей Васильевич утвердил тут же. А проект приказа отложил для доклада Ставке.
Мне Хрулев сказал:
— Голубчик, вы на Юго-Западном фронте уже были. Скатайте туда еще разок. Отведите полки и помогите на месте организовать работу транспорта и дорог.
______________________________
Как-то, уже находясь в Москве, я позвонил своему непосредственному начальнику генералу В. Е. Белокоскову. Из разговора с ним я понял, что в штабе тыла что-то происходит. Но что?
Пошел на разведку к начальнику штаба генералу М. П. Миловскому. Для предлога взял на подпись несколько бумаг. Уже в коридорах в глаза бросилась необычная суета. Лица офицеров озабоченные, все спешили с какими-то бумагами, картами, чертежами. Что произошло? На фронте успех за успехом. Красная Армия подходит к Одеру, а тут словно чем-то обеспокоены.
Вошел к Миловскому. Склонившись над столом, несколько офицеров что-то рассматривали на огромной топографической [329] карте. За их спиной увидел Михаила Павловича.
— Можно? — спросил я его.
Мидовский взглянул на меня красными от усталости глазами и как-то вяло сказал:
— Если что срочное, давайте!
Я положил перед ним прихваченные на всякий случай документы. Взгляд мой невольно остановился на расстеленной во весь стол карте. «Странно! — мелькнула у меня мысль. — Войска наступают на западе, а они изучают Восточную Сибирь».
— Пропускная способность железной дороги не выдержит таких грузопотоков, — подписывая мои бумаги, продолжал разговор с офицерами Михаил Павлович. — Железнодорожники потребуют реконструкции этого участка…
Вечером в тот же день меня вызвал к себе А. В. Хрулев и попросил сведения о количестве и численности дорожных частей, не входящих в состав фронтов. Перед ним лежала карта Дальнего Востока. Собравшиеся у него генералы и офицеры вели речь о железнодорожных перевозках по Транссибирской магистрали.
Не успел возвратиться от Хрулева, как позвонил Белокосков:
— Зайдите ко мне…
Я наконец понял, что не вислинские мосты интересуют Василия Евлампиевича. Генеральный штаб и Управление тыла направляют свой взгляд на Восток.
— Что вам известно о состоянии автомобильных дорог Приморья, Забайкалья и Монголии? — спросил меня Белокосков.
Перед войной мне приходилось строить в этих районах железные дороги и ездить по автомобильным трассам. Я рассказал Василию Евлампиевичу все, что знал, и посоветовал ему:
— Если этих сведений недостаточно, вызовите моих заместителей Федорова и Русакова.
Генерал Дмитрий Александрович Русаков недавно прибыл к нам в Главное управление. Он долгое время был начальником дорожного отдела Дальневосточного военного округа и, несомненно, лучше меня знал дорожную обстановку этого края. Генерал В. Г. Федоров был начальником Главного управления шоссейных дорог НКВД. [330]
— Для общей ориентировки пока достаточно. Но будьте готовы к вызову! — сказал Белокосков.
Назревала война с Японией. Когда она начнется? После окончательного разгрома Германии или не дожидаясь ее капитуляции? Дорожных войск резерва Верховного Главнокомандования там нет совсем. Какие же силы будут обеспечивать дорогами наступающую Красную Армию? Как перебросить туда людей и технику? Сколько чего потребуется? Сразу встало множество вопросов.
Работал, ждал вызова. Он последовал на второй или третий день. Пригласили на заседание ГОКО. Направился в Кремль. В приемной почти одни железнодорожники. Через несколько минут нас попросили в зал заседаний. Председательствующий без объявления повестки дня предоставил слово наркому путей сообщения И. В. Ковалеву.
— Основная тяжесть переброски войск и боевой техники от Берлина на Дальний Восток, — начал докладывать Иван Владимирович, — падает на Транссибирскую магистраль. До Урала затруднений не будет. Здесь используем все имеющиеся направления. А далее…
Ковалев сказал о пропускной способности отдельных участков Транссибирской магистрали и предложил меры по техническому усилению отдельных «узких мест». Председательствующий назвал объем и сроки предстоящих перевозок.
— Дорога не выдержит такой напряженности, — заявил Ковалев и убедительно доказал это расчетами. — Не хватит у нас и вагонов.
— Нужно исключить перевозки автомашин, — предложил А. В. Хрулев. — Незачем их везти поездами за тысячи километров. Пусть нам их доставят водой в дальневосточные порты наши союзники.
Председательствующий немного подумал и сказал:
— Предложение заслуживает внимания. Мы поставим его перед американцами на ближайшей встрече с ними.
О состоянии и формировании на востоке страны сети автомобильных дорог доложил А. В. Хрулев. Военные требования не удовлетворяла магистраль, идущая вокруг озера Байкал. Было предложено реконструировать ее от Иркутска до Улан-Удэ. А в районе Байкала проложить новую трассу по гребням гор. Срок готовности — три месяца. Для этого требовалось перебросить туда 36 дорожно-строительных [331] и мостовых батальонов со всем транспортом и механизмами. Железнодорожники получили указание обеспечить эту перевозку вагонами…

 

Источник – Проект “Военная литература”


Нет комментариев

Оставить комментарий

* Обращаем Ваше внимание на то, что комментарии, опубликованные после предварительной модерации, будут видны всем пользователям.